Решила-таки позавтракать, нашла в морозилке вареники с вишней (Интересно, а малину и черную смородину они на пачке нарисовали, чтоб я их не купила? Очень верно с их стороны. Я их и не купила. Их купила моя мать.), открываю СВЧ, а там приготовленные на завтрак сосиски.... Расстроилась и съела все.
Зачем я это пишу?
Никто не знает. Ни пес, ни чорт, ни Бог, ни... молчу. А может и знает, но не знаю я.
Я чувствую себя полной дурой.
Чем я занимаюсь?
Ну, ладно. В данный момент я пишу пост и хлюпаю аллергичным носом, а вообще?
Я хожу в лицей и иногда на курсы, не делая ровным счетом ничего ценного, я вожу знакомых девушек в кафе, снимаю в транспорте и зданиях шляпу и перчатки, лелею в душе образ прекрасной дамы (ибо образа прекрасного сера не существует, поэтому моя кареглазая любовь покоится на том месте, где былые времена находились дамы сердца многих рыцарей, неосязаемые и недоступные), совершаю никому не нужные подвиги: убиваю чудовищ и спасаю принцесс, и в то же время я просто сплю. Сплю плохо, так как не умею. Просыпаюсь не полной сил, а скорее разбитой, иногда мне бывает хорошо, но очень в последнее время редко. Для этого необходимо убить чудовище и спасти принцессу, усталой прийти домой и, наконец, выспаться, никуда не торопиться и везде успевать, а главное успевать жить.
А когда батальон спасенныйх принцесс побежит за мной, размахивая подвенечными платьями, я уйду к окну дамы моего сердца и буду петь ей беззвучные серенады, чтобы не разбудить. Она же тоже спасает принцесс и убивает чудовищ, а потом приходит домой в заколдованную башню и ждет, чтоб ее кто нибудь спас, а лучше напал на нее, чтобы пришел кто-то и спас, а потом она, счастливая, прямо по подолу моей подвенечной юбки побежит за этим кем-то размахивая подвенечным платьем. А я почему-то ни за кем не бегу. Может быть я просто жду чудовища, а за тем спасателя, чтоб побежать следом за ним и влиться в круговорот привычной жизни, а не создавать тупик, никому не нужный никем не понятый. Но мне кажется этого не будет. А посему я так и буду спасать принцесс, каждая з которых, чмокнув меня в холодную щеку, побежит к своему рыцарю, а самые страшные будут бегать со мной к окну, чтобы тихо сидеть на подоле моей замызганной белой юбки и слушать обращенные не к ней и не ко мне серенады, как водится без единого звука. для того чтобы моя единственная прекрасная дама, пробегяя и не замечая ни нас ни звуков сбила ее с подола, ранив мне сердце, чтобы я впервые прижала к груди спасенную принцессу, ведь должно же от этого кому-то быть хорошо. И будет, но не мне. Мне будет горько.